Больно было, когда она из меня вышла – будто мне в горло сунули лопату и выкапывают внутренности, вытягивают рваной горящей чередой. Я заорала ему в рот, он закричал в ответ, не отнимая губ от моих, хотя сам извивался от боли. Его руки впились вокруг меня в кровать, держали, держали, а рвущая, вспарывающая полоса силы терзала его тело. Не было этого мига скольжения костей, изменения формы. Только что он был человеком, и в следующую кожа его взорвалась, залив комнату дождем густых капель. Тело у меня под руками было шерстистым и сухим, щека, которой я касалась, покрылась бахромой густой золотистой гривы. Глаза мне залила липкая жижа, пришлось их протирать. И еще какие-то сгустки, более вязкие, чем прозрачная жидкость. Сила в буквально смысле порвала его – у меня мелькнула мысль, уцелели ли татуировки, а потом я увидела его лицо.
Глаза стали золотистыми, лицо – бледно-золотым, и грива мохнатым ореолом. Странная, изящная смесь человечьего и кошачьего была в этом лице. Плечи стали шире, чем у леопарда, все куда более мускулистое. Вдруг обнажившееся тело оказалось прижато между моих ног, но не выражало счастья, что оказалось там. Мелькнул позади хвост, а потом тело рухнуло, обмякнув, частью на меня, частью рядом.
Там, где вес пришелся на меня, мне стало больно, я пискнула, и он откатился в сторону, завалился на промокшие простыни. Похож был на первобытного бога, ставшего жертвой охотников. А я осталась лежать на месте, покрытая чем-то, чего мне видеть не хотелось. Слишком оно было густое, слишком… ну, слишком, и все. Не хотелось мне ни на это смотреть, ни об этом думать. Меня усыпали кусочки его тела, и я знала, что ему больно, чертовски больно.
– Прости, – сказала я сорванным шепотом.
Он поднял на меня золотистые глаза:
– Блин, больно-то как!
Мика подошел к краю кровати, взял меня за руку и осмотрел пальцы.
– У тебя кровь из-под ногтей. Если бы он не успел принять твоего зверя… – Мика пожал плечами: – …могло бы быть поздно.
Это меня испугало. Мышцы живота напряглись невольно, и даже от этого возникла боль – я их перенапрягла раньше, сама того не заметив.
– Спасибо тебе, Куки, ты даже не знаешь, как я тебе благодарна.
Человеко-лев посмотрел на меня:
– Как ты меня назвала, Куки?
– Извини. Понимаешь, волосы, синие, как у Куки-Монстра, и татуировки…
– Хэвен. Меня зовут Хэвен. Хотя… – кажется, он улыбнулся, но по львиному лицу трудно было судить. – Хотя Куки-Монстр подойдет отлично.
– Я же сказала только Куки, без Монстра.
– Ты еще меня в лучшем виде не видела, – сказал он и тут уж точно улыбнулся.
Я не поняла, и Мика мне пояснил:
– Он имеет в виду, что у него большой.
– А, – сказала я и улыбнулась Мике. – Не стоило бы ему хвастаться, пока он конкурентов не видел.
Лев повернул голову посмотреть на Мику – не ему в лицо. Мика сказал:
– Меня ты тоже не в лучшем виде видишь.
Даже на львином лице можно было различить надменность, когда он посмотрел на меня, не на Мику.
– Можешь мне поверить, я не спасую. Огги подбирает по размеру, не только по таланту.
Не знаю, что мне тут полагалось бы сказать. «Правда?», или «Бог ты мой!», или просто «Ну-ну»? В обычной ситуации эта уверенность, что ему предстоит меня трахнуть, вывела бы меня из себя. Но – во-первых – у меня не было сейчас сил злиться, и – во-вторых – он меня спас. Нас спас, Мику, Натэниела и меня. Я могла бы попросить у нашего местного прайда львов для сопровождения, но сегодня, прямо сейчас, никого не было, кроме Хэвена, чтобы меня спасти. Я была у него в долгу. К тому же я его разодрала на части и причинила ему не слабую боль. Тут извинениями типа «простите, нечаянно» не отделаешься.
– Когда сможешь идти, – сказал Натэниел, – я тебя отведу туда, где кормимся.
У него мех мокро блестел, пострадав при превращении Хэвена больше, чем при собственном. Он спрыгнул с кровати и подошел на мягких лапах к Мике, который все еще держал меня за руку.
Мика поднес мою руку к лицу, и у него на щеке остался мокрый поблескивающий мазок. Мне опять придется мыться.
– Я могу идти. – Хэвен сполз с кровати – и рухнул на колени. – А, блин!
Натэниел помог ему встать.
– Ты тоже принял ее зверя? – спросил Хэвен.
– Да.
– И тебе не так сильно досталось?
– Нет.
Натэниел не стал пускаться в объяснения, что это было не так бурно, и никто другой тоже не стал. Я не знала, оставим ли мы Хэвена при себе, но если да, то Натэниелу надо будет установить с ним некую иерархию. И то, что Натэниел мог принять столько боли и не вырубиться, было в его пользу.
Хэвен прислонился к кровати. Натэниел продолжал держать его руку, золотые львиные глаза обратились ко мне.
– Не принимай это слишком лично или еще как-нибудь, но черт побери, пусть побочные последствия будут получше.
– Будут, – пообещал Натэниел.
– Зависит от того, о каких ты последствиях, – сказала я.
– Секс, – ответил он, выпрямляясь медленно, явно преодолевая боль. – Ты из линии Белль Морт, с вами других не бывает.
Насчет последнего я спорить не могла, а вот насчет первого – вполне.
– Не стоит предполагать, что ты получишь секс, Хэвен.
Он посмотрел на меня:
– После всего этого я недостаточно себя проявил для секса? Девушка, что должен сделать мужчина, чтобы отвечать твоим стандартам?
– Когда выяснишь, дай мне знать. – Это сказал Ричард. Он остановился возле кровати и посмотрел на меня. – Ты могла бы быть моей лупой по-настоящему, но не захотела. Выбрала его – их – вместо меня.
– Если бы я стала настоящей лупой, ты не хотел бы меня. Это я у тебя в голове увидела.