Мысль была настолько моя, что у меня глаза открылись. Куки стоял перед кроватью, опустив руки. Лицо его было полно ожидания, но настороженное, будто он был готов, что может что-то обломаться. Синие волосы на макушке примяты, как будто он спал, когда я его позвала. Глаза синие-синие, смотрят прямо на меня. На левом плече татуировка: лица Берта и Эрни. Тема обозначилась ясно.
– Еще татуировки есть?
Он ухмыльнулся:
– Хочешь посмотреть?
– Не знаю, – ответила я.
– Ты меня звала, – сказал он, и голос его стал тише, будто он не до конца понимал, что происходит, а теперь уже и не знает, хочется ли ему здесь быть. Хотя бы осторожен – это понравилось кошке у меня в голове.
– Ей нужно передать тебе своего зверя, – сказал Мика.
Куки повернулся к нему, наморщив брови:
– Не понял. – Ноздри его раздулись, он понюхал воздух. – Она пахнет львом, но раньше она пахла леопардом. И волком тоже. – Он покачал головой, будто избавляясь от запаха, чтобы прочистить мысли. Посмотрел на меня, все так же морща брови, тихо спросил: – Кто ты?
Правдивым был бы ответ «сама не знаю», но в этой комнате сейчас были не только друзья. Октавий, если бы мог, стал бы врагом. Я собиралась сказать какую-нибудь полуправду, когда Жан-Клод шагнул вперед.
– Ma petite, очевидно, обладает способностью приобретать зверей тех вампиров, с которыми входит в тесный контакт. Я знал, что она получила от меня волка, как бывает у слуг. Леопард ей достался от контакта с другим вампиром. Может быть, близость с твоим мастером дала ей льва.
Не ложь, но уж наверняка не полная правда. Но я ничего лучшего предложить не могла бы.
– Тогда она очень опасна, – сказал Октавий от двери. Они с Пирсом все еще держались к двери поближе, будто чтобы быстро сбежать.
– Да, она весьма сильна, – согласился Жан-Клод.
– Опасна, – повторил Октавий. – Знают ли другие мастера, чем рискуют? Что их зверей соблазнят и уведут к тебе, Жан-Клод? Или, быть может, мы первые ваши жертвы?
Жан-Клод вздохнул; этот звук отдался эхом от стен, погладил меня. Львица заметалась, зарычала глубоко и низко, звук этот вырвался у меня из губ.
– Перестань, – сказала я.
– Мои извинение, ma petite. – Он повернулся к Октавию: – Установим между нами истину, Октавий, пока ты не стал думать о нас еще хуже. Я тебя давно знаю, и слухи ты пойдешь распускать. Так вот, я говорю тебе правду, и буду знать, если ты ее разгласишь, потому что никто, кроме тебя, этого не сделает.
– Я не сплетничаю.
– Ты всегда был сплетником. Так вот, у Аниты – четыре разных типа ликантропии в крови.
– Это невозможно.
– Как невозможно иметь слугу-вампира, или подвластного зверя, который неподвластен мне. Но это все так.
– Вести про слугу-вампира доходили до нас, но мы сочли их слухами.
Жан-Клод покачал головой:
– Огюстину хватит сил увидеть правду. Когда он увидит Аниту с Дамианом, он ее так и так узнает. Я тебе просто сообщаю на одну ночь – то есть на один день – раньше.
Сказал он это так, будто на минуточку забыл, что остался на ногах на рассвете. Не забыл, конечно.
– Я свидетельствую, что человеческие врачи взяли у нее кровь и исследовали. Она – носитель более одного штамма ликантропии, но не перекинулась еще ни разу. Зверь в ней есть, но превращаться она, очевидно, не умеет. Эти звери пытались из нее сегодня вырваться, и все же она не может перекидываться.
– Она застряла на точке, когда зверь пытается выбраться наружу, а ты не знаешь, как его выпустить, – добавил Мика.
– Ой-ой! – сказал Куки и посмотрел на меня с сочувственной улыбкой. – Несладко тебе пришлось.
– Ты себе и представить не можешь, – ответила я.
– Может, – проворчал рядом со мной Натэниел.
Двое оборотней переглянулись – долгий оказался взгляд.
– Да, я помню свой первый раз. Все мы помним.
– Она сопротивлялась, и процесс застыл посередине.
Он уставился на меня, прищурясь.
– Не может быть. Такого никто не может.
– Не надо недооценивать упрямство Аниты, – сказал Ричард от дальней стены. – Иначе можешь сильно пожалеть.
Я посмотрела на него. Он взял себе одно из кресел возле камина, сел как можно дальше от кровати. Почти весь он был в тени, лица не разглядеть. А может, я и не хотела сейчас видеть его лицо.
– Не путай силу воли с упрямством, – сказал Мика. – Есть разница.
– По мне – одно и то же, – возразил Ричард.
– По тебе – да, – согласился Мика.
Низкое рычание донеслось от Ричарда и отдалось эхом в комнате, как до того – вздох Жан-Клода. Этот звук заставил меня поежиться, и не от обещания секса, он полыхнул по мне жаром, и львица отреагировала. Она влилась в меня изнутри, как раньше леопард, а до него волк, и я вдруг забилась на кровати с воплем. Я не хотела, чтобы было больно, но волчицей мне не хотелось быть, а львицей – тем более. Я даже городского прайда толком не знаю, блин! Если меня в человечьей шкуре удержала только сила воли, то сейчас она заканчивалась. Я проигрывала битву и не хотела этого.
Я потянулась к Куки, он схватил мою руку почти рефлекторно, я дернула его на себя, и он не стал упираться. Мог бы, но не стал, и лег на меня сверху, а львица рвалась наружу, вытягивалась, тянулась, неимоверно большая, пыталась выпустить когти сквозь мои пальцы. Выйти она не могла, но эти метафизические когти рвали мне кожу изнутри. Вопя от боли, я подняла руки, притянуть льва к себе, и под ногтями была кровь. Господи, помоги мне!
Издалека донесся голос Куки:
– Что мне делать?
– Поцелуй ее, – сказал кто-то.
Он меня поцеловал, и когда его губы коснулись моих, я отпустила львицу. Отпустила ее врезаться в него. С Натэниелом я пыталась зверя слегка удержать, но моя способность контроля на сегодня кончилась.