– А это не был спектакль, – сказал Натэниел прямо от дверей. – Но если хочешь спектакль, это тоже можно устроить.
Танцующим шагом он вошел в кухню – с обученной грацией профессионального танцора и нездешней грацией леопарда-оборотня. Одним плавным движением сорвал с себя майку, бросив на ковер. Я даже шагнула назад, не успев сразу взять себя в руки. До этого момента я не понимала, что он на Ронни злится. Чем она его подкалывала, интересно, когда я не слышала? Когда он мне говорил, что она не считает его за человека, он пытался мне сказать больше, чем я услышала. И то, что я нечто упустила важное, читалось сейчас в его злых глазах.
Он одним движением сорвал резинку со своих длиннющих волос и они рассыпались по его почти обнаженному телу: беговые шорты не слишком много закрывают.
Я только успела сказать: «Натэниел!» – но он уже стоял передо мной. Та потусторонняя энергия, что умеют излучать все ликантропы, исходила от него и дрожала у меня на коже. Ростом он был пять футов шесть дюймов, то есть как раз достаточно высок, чтобы ему в глаза я смотрела снизу вверх. От злости лавандовые глаза потемнели до сиреневых – можно было бы так сказать, если бы цветы могли пылать злостью и силой личности. В этих глазах был Натэниел, и одним взглядом своим он меня провоцировал, вызывал его отвергнуть.
А я не хотела его отвергать. Я хотела завернуться в него, в эту энергию, от которой мурашки по коже, завернуться как в шубу. Последнее время у меня почти любой стресс уходил с сексом. Боишься? Секс уменьшит страх. Злишься? Секс тебя успокоит. Печальна? Развеешься от секса. Я подсела на секс, как на иглу? Может быть.
Но Натэниел не предлагал реальный секс – он хотел столько же внимания, сколько я уделила Мике. Справедливо.
Руками, ртом, телом я заполнила оставшуюся между нами дистанцию. Энергия его зверя пролилась вокруг, и это было как в теплой ванне с едва заметным электрическим зарядом. Натэниел был одним из самых униженных моих леопардов, пока один метафизический случай не возвел его из pomme de sang в моего подвластного зверя – то есть зверя, слышащего мой зов. Я – первая среди людей-слуг вампира, обретшая вампирскую способность призывать животных, Все леопарды слышат мой зов, но Натэниел у меня особенный. От этой магической связи выиграли мы оба, но он больше.
Он меня поднял в воздух, взяв руками за бедра, и даже сквозь джинсы дал мне ощутить, насколько рад моей близости. Настолько рад, что я даже пискнула, когда он меня к себе прижал.
Резко, неприятно, будто задыхаясь от злости, Ронни сказала:
– А когда ребенок будет, прямо у него на глазах будете трахаться?
Натэниел окаменел. А голос Мики за моей спиной переспросил:
– Ребенок?
Это слово ударило в комнату как молния – с той разницей, что стало очень тихо. Так тихо, что я слышала, как шумит кровь у меня в голове. Натэниел застыл так неподвижно, что его будто и не было, не чувствуй я рукой его пульс. Я боялась шевельнуться, боялась вздохнуть. Как в последнюю секунду перед перестрелкой, когда знаешь, что сейчас будет, что любое движение, любая мелочь сейчас будет искрой в пороховой бочке, и ты не хочешь, чтобы эта искра исходила от тебя.
Натэниел посмотрел на меня, и этого хватило. Этот взгляд будто разорвал тишину, и звуки вернулись.
– Ронни сказала «ребенок»? – спросил Мика.
– Да, я сказала «ребенок».
Голос ее искажала злость.
Натэниел медленно отпустил меня на пол, его руки сдвинулись мне на плечи. Глаза стали так серьезны, что мне трудно было в них смотреть. Я все же не отвернулась, хотя на миг отвела глаза, будто застывший на его лице вопрос был слишком сильным светом.
– Ты беременна? – спросил он тихо.
– Не знаю, – ответила я, поглядев на Ронни так, как она того заслуживала. – Я хотела сперва узнать точно, а потом уже вам рассказывать. Но кому-то мне надо было рассказать, и я решила – лучшей-то подруге можно? Кажется, я ошиблась.
– Может, поцелуй с Микой и не был игрой на меня, – сказала Ронни тем же мерзким голосом, который я от нее никогда не слышала, – но твой дрессированный стриптизер и ты – это точно для меня было.
Я обернулась к ней, спиной опираясь на Натэниела:
– Ты действительно завидуешь мне из-за мужчин моей жизни, я теперь вижу.
Она раскрыла рот – закрыла, помолчала и сказала:
– Что ж, это справедливо. Я выдала твою тайну, а ты – мою.
Я покачала головой:
– Если я сказала Мике и Натэниелу, что ты завидуешь мне из-за количества мужчин у меня в постели, это не то же самое, как когда ты им сказала, что я могу оказаться беременной. – Тут мне в голову пришла мысль достаточно злая, чтобы ее высказать: – Но близко к тому было бы сказать Луи, что ты заглядываешься на моих бойфрендов. Кстати, он знает, что ты уже нумеруешь любовников трехзначным числом?
Да, это было злобно, но Ронни заслужила. Мерзее, чем близкие друзья, ссорятся только родственники.
Она слегка побледнела, и это вполне было ответом на мой вопрос.
– Не знает, – решила я вслух.
– По-моему, он имеет право знать.
Снова в тоне Натэниела была злость куда более личная, чем заслуживала ситуация.
– Я собиралась ему сказать.
– Когда? – спросил Натэниел, становясь передо мной, лицом к Ронни. Я посмотрела на Мику, а он покачал головой, будто тоже не знал, что происходит. Приятно, что не я одна недоумевала. – Когда вы съедетесь, когда поженитесь? Или никогда?
– Мы не собираемся жениться, – сказала она голосом, к которому чуть-чуть примешалось отчаяние – будто страх смыл злость. Она напустилась на Натэниела: – Вы с Анитой устроили этот спектакль, чтобы ткнуть меня мордой об стол, что я буду вести моногамную жизнь! Ты всегда мне какую-нибудь такую подлянку устраиваешь!