Пляска смерти - Страница 142

142

Обеими руками я потянула его к себе через спинку дивана и выдала ему поцелуй, которого он заслуживал. Я лизала, целовала, ела его рот, будто его вкус – наркотик, и мне не хватает очередной дозы. Он свалился в поцелуй, перевалился через спинку дивана на меня, на колени всем прочим, и поднялся, смеясь, уже без той тревоги в глазах, и мы захохотали всей большой кучей. Не только мы с Микой, но и Натэниел, и Огги своим открытым, показывающим клыки смехом, а поверх всего лился смех Жан-Клода, густой и сладкий, хоть с кожи слизывай. От этого ощущения у меня перехватило дыхание, Мика задрожал сверху. Рука Натэниела схватила меня выше локтя, и Мику тоже, пальцы Натэниела судорожно сжались. Рука Огги сомкнулась у меня на лодыжке почти до боли. Я не видела его, мне загораживал Мика, но ощутила, как его тело отреагировало на этот ласкающий смех.

И не только тело. Сила Огги вспыхнула из руки, тепло пошло от колен через его пижаму и мои джинсы. Сквозь ткань ощущалось его тело как жаркая плита, и этот жар нашел ardeur, свернувшийся в моем теле. Огги его окликнул, и ardeur, как хорошо выдрессированная собака, откликнулся на зов.

– Бог мой! – прошептал Мика.

Он бы, наверное, скатился и бросился прочь, но рука Натэниела удержала нас обоих, и другая рука Огги придавила Мике спину. Его не держали всерьез, но когда вспыхивает ardeur, очень трудно собрать силу воли против таких мелочей, которые могут склонить чашу весов.

Сила Жан-Клода ожила рядом со мной, но это не его ardeur проснулся. Холодная сила могилы растекалась по мне как прохладная успокаивающая вода, гасящая разбуженный Огюстином жар. Сила Жан-Клода текла по мне, сквозь меня, и растекалась шире. Она захватила Мику, и паника исчезла из его глаз. Руки Натэниела стали отпускать свою отчаянную хватку. Огги выдохнул – долгим, прерывистым вздохом.

– Очень нехорошо это было с твоей стороны, Огюстин, – сказал Жан-Клод с более сильным, чем обычно, французским акцентом. Это значило, что ему ardeur было остановить труднее, чем показалось нам по этому непринужденному растеканию его силы.

Мика полусвалился на меня, зарывшись головой мне в плечо, и мне вдруг открылось ухмыляющееся лицо Огги. Раскаяния в нем не было ни на грош.

– Жан-Клод, можешь ли ты всерьез обвинить меня, когда такая роскошь шевелилась у меня на коленях?

Он хлопнул Мику по заду.

Мика скатился с дивана, увлекая меня с собой, поскольку я не противилась, и мы оказались на полу рядом с Натэниелом. Мы с Микой встали и подняли его с собой, отошли от дивана и обернулись к двум вампирам – с не слишком дружелюбными лицами. Я перекрыла доступ ко мне в голову им обоим, потому что не была уверена, что смогу отсечь Огги, не отсекая Жан-Клода. Я еще не овладела глубокими тонкостями метафизики.

– Я, может быть, тебя не обвиню, но они вполне могут, – сказал Жан-Клод, и голос был почти довольный. Я увидела проблеск, почему так: ему было приятно, что Огги попадает в те же ловушки, в которые когда-то попадался он. Потом он закрыл между нами связь, наглухо, будто не хотел, чтобы я услышала другие его мысли. И хорошо. У меня были свои причины не хотеть их знать.

Была секунда, всего секунда, когда ardeur, вспыхнувший в момент, когда все четверо меня касаются, казался вполне удачной мыслью. Одно дело – Мика, Натэниел и Жан-Клод, но Огги меня уже однажды подчинил. Да, я в него влюблена, но и это из-за вампирских козней. Огги поймал меня в любовь как в капкан, и за это полагается наказание, а не награда. Ричард сказал бы, что у меня отлично получается карать за истинную любовь, но тогда любовь, внушенная обманом, должна заслуживать наказания посуровее, не так ли?

– Я тебя не знаю, – сказал Мика, – и ты меня трогать не будешь.

Огги широко развел руки жестом типа «откуда мне было знать?».

– Мои самые искренние извинения, но если мне такие красавцы падают на колени, то позволительно все же этим слегка воспользоваться?

– Нет, не позволительно, – ответила я.

Он прищурил серые глаза:

– Анита, я люблю тебя. Ты меня любишь?

Я чуть не сказала «нет», но поняла, что он ложь учует. Я пожала плечами:

– Да, благодаря твоей силе. – Я снова пожала плечами. – Но какое это имеет отношение к чему бы то ни было?

– Обычно женщины, которые меня любят, не ведут себя так злобно. Женщины в любви обычно щедры к любовникам.

– В сексе я щедра. А все остальное тебе надо заработать.

Огги посмотрел на Жан-Клода:

– Такое чувство, что она говорит правду.

Жан-Клод кивнул:

– Ma petite во всех смыслах требовательная любовница.

– Обычно, когда мужчина называет женщину требовательной любовницей, это хорошо, но почему-то мне кажется, что ты имел в виду другое, – сказал Огги.

Жан-Клод улыбнулся мне, той улыбкой, что предназначалась только для меня, и еще для Ашера иногда. Эта улыбка говорила, что он любит меня, и я улыбнулась в ответ, почувствовала, как смягчается у меня лицо, как уходит злость. Мне стало лучше, я уже не распространяла эту злость на всех.

– Мы с ma petite долго вместе выковывали ту любовь, которую ты получил хитростью. – Он повернулся и посмотрел на Огги. – Я был твоим другом, но ты использовал свое искусство, чтобы заставить меня почувствовать к тебе то, чего ты не заслужил. Но я, как и ma petite, умею любить и не быть пленником любви. Нашу любовь ты можешь завоевать или украсть, но истинные отношения с нами тебе не украсть – это придется завоевывать.

Он повернулся, подобрал длинные ноги на диван, руку закинул на спинку дивана, чуть не касаясь обнаженного плеча Огги, положил голову на вытянутую руку, распустив черные кудри по белизне дивана. Лицо его мне не было видно, но выражение его я знала. Чарующее, соблазнительное выражение, дразнящее, оно бывало у Жан-Клода, когда он не ожидал, чтобы что-нибудь произошло – просто хотел тебе напомнить, насколько он великолепен. Такое лицо у него бывало либо когда он злился, либо когда я. Такое лицо он делал, чтобы закончить ссору – или начать.

142