Мика поймал мою руку:
– Остановись, а то я сейчас кончу. – Он сжал мою руку, будто я сделала какое-то движение, чтобы продолжать. – Анита, прошу тебя.
Я посмотрела вверх на Жан-Клода. Он закрыл глаза, ссутулил плечи, тело его содрогалось надо мной, и я поняла, что он наслаждается этим нахождением на грани между «лучше всего на свете» и «слишком». Наверное, он бы ничего не сказал, он бы позволил мне это делать столько, сколько я бы захотела, но его когда-то обучала куда более суровая госпожа, чем я могу вообще быть.
Я выпустила его тело, он почти свалился на меня, содрогнувшись в спазме, повалился на бок, и Мика подвинулся, давая ему место. Жан-Клод лег навзничь, выгнув спину, вцепляясь в черные простыни.
Я осталась только с Натэниелом, которого держала в руке. Лицо его горело желанием и счастьем. Он наклонился ко мне:
– Ты выиграла.
Он наклонился меня поцеловать, но я стиснула его туго и сильно. У него голова запрокинулась, глаза закрылись, тело выгнулось. Никто другой в этой кровати не хотел бы, чтобы я сжала так туго, но Натэниелу это нравилось.
– Что я выиграла? – спросила я и отпустила его.
Он посмотрел на меня слегка еще мутными глазами.
– Все.
И поцеловал меня, сначала медленно, но вдруг поцелуй стал глубокий и сильный. Я забыла, что Жан-Клод уже пустил мне кровь, а сейчас поняла, что отчасти его энтузиазм вызван вкусом крови. Он целовал меня так, будто хотел заползти в рот весь, и его язык подбирал мельчайшие капельки драгоценной жидкости.
Он придавил меня сверху, такой твердый, такой жесткий, и от ощущения этого зажатого между нами предмета я тихо пискнула.
Он оторвался от поцелуя.
– Чего ты хочешь?
– Чтобы ты в меня, – ответила я.
Он яростно улыбнулся и приподнялся надо мной.
Я поймала его за талию и за плечи.
– Что ты делаешь?
– Ты сказала – в тебя, но не сказала, куда именно.
Он пополз надо мной, не касаясь меня, и я поняла, куда он хочет.
– Это все еще прелюдия, или ты хочешь здесь кончить?
– Кончить, – сказал он.
– Без ardeur'а я не люблю проглатывать.
– Я знаю, – сказал он и оседлал мне грудь, наклоняясь вперед, как недавно Жан-Клод.
Я смотрела на контуры его тела, на полное желания и уверенности в себе лицо. Долго я добивалась у него такого вида во время секса. Он знал, что у меня можно просить, чего он хочет, что его удовольствие для меня так же важно, как и мое собственное. Я чашечкой ладони накрыла его яйца – они уже были тугие, подтянуты к телу. От моей ласки он глубоко вздохнул.
Одну руку держа на яйцах, я провела другой по всей его длине. Он улыбнулся мне:
– А что делать Мике, пока я занят здесь?
Мы только недавно начали заниматься сексом одновременно – Натэниел, Мика и я. Я думала, это была моя идея, но теперь я понимала, что скорее начал это Натэниел. Я знала, что он хочет от меня услышать, и, честно говоря, рассвет уже близился, и у меня в кровати был еще один мужчина. Что бы мы ни делали, а он должен это делать.
Продолжая играть с Натэниелом, я позвала:
– Мика!
Он подполз, чтобы я его видела. Смотрел на меня своими шартрезовыми глазами. В лице его не было требования, но тело говорило за него само – напряженное, твердое, рвущееся в дело.
– Ты в меня.
– Мы никогда такого не делали без ardeur'а.
– Знаю, – ответила я.
Он глянул на меня, потом улыбнулся и пополз вдоль кровати.
– А ты меня соси, пока он это делает.
Это скорее был приказ, чем просьба, но я долго и усердно вырабатывала у Натэниела этот командный тон хоть в каких-нибудь аспектах его жизни. Так что не мне жаловаться. Кроме того, он был так соблазнительно близок, так тверд, так готов… я подложила еще подушек, немного выше, чтобы можно было это сделать.
Руки Мики огладили мои бедра.
Я лизнула кончик Натэниела, накрыла его ртом, взяла в рот дюйм за дюймом, медленно, очень медленно, чтобы мы оба насладились этим ощущением.
И дошла примерно до половины, потом стала возвращаться. Нам нужно было, чтобы он был влажнее, лучше скользил. Но когда так далеко берешь мужчину к себе в рот, что-то такое происходит, отчего появляется влага снизу и сверху.
Мика руками развел мне бедра, палец проник внутрь. Я вскрикнула – и целиком втолкнула в себя Натэниела.
Он положил руку мне на затылок, удержал, поймал, и я стала задыхаться. Не рвотный рефлекс – просто удушение.
Он отпустил меня, и я отпрянула, ловя ртом воздух и откашливаясь. Когда ко мне вернулась речь, я сказала:
– Больше так не делай.
– Все в порядке? – спросил Мика.
Я кивнула, не зная, видно ли это ему, и ответила:
– Ага.
– С ardeur'ом ты это делала, – сказал Натэниел.
– Сегодня мы без него действуем.
Кажется, посмотрела я на него не совсем дружелюбно.
– Прости, я просто привык, что ты это можешь.
– Два раза. Два раза у нас это было. Вряд ли это можно назвать привычкой.
– Прости, – сказал он, и снова его лицо приняло прежнее выражение, неуверенное. Он зашевелился, и я схватила его за бедра, чтобы удержать на месте.
Он посмотрел на меня сверху вниз, и таким обиженным, таким ранимым было его лицо, будто вся это новообретенная бравада оказалась поверхностной: царапни – и она слезет. И я сделала единственное, что могла придумать, чтобы из его глаз исчезло это выражение: я втянула его обратно в рот, присосалась резко, сильно, так что голова у него запрокинулась и глаза закрылись. Когда он посмотрел на меня снова, на лице его играла улыбка, но чуть-чуть еще тревожно смотрели глаза, тень той обиды. И только одно могло снять эту тень: я должна была доказать, что доверяю ему. И я стала наполнять им свой рот снова и снова, и отдавалась удовольствию ощущения его во рту, опустила лицо так низко, чтобы ощутить эту плотную бархатистость, но не остановилась там, где еще было комфортно, там, где еще только ощущение наполненности и радости. Я прошла эту точку, засосала так, что тело мое уже говорило: «слишком». Я присосалась так, что губы встретились с его телом, и не осталось ни одного свободного дюйма. Так, что он втолкнулся в меня, в глотку, так глубоко, как я только могла принять. Засосала так, что мое тело уже забыло рвотный рефлекс и стало жаловаться на невозможность дышать. Так я осталась, прижатая вплотную к нему, пока он не посмотрел на меня, пока горло не сжало судорогой, спазмом. Он смотрел на меня глазами дикими, жадными, и еще что-то было в них. Руки его мертвой хваткой держали изголовье, будто он не доверял сам себе. Я оторвалась от него, кашляя, не сразу смогла вдохнуть. И наконец позволила себе сглотнуть натекшую слюну и лечь, запыхавшись и стараясь перевести дыхание.