Валентина обошла нас по кругу. Напряжение ушло из моих плеч, Ричард выдохнул, почти как вздохнул с облегчением. А Мика не успокоился – стоял перед нами в напряжении, будто не был уверен, что она не вернется по тому же кругу. А Валентина пошла к Сэмюэлу и Самсону.
– Что ты делаешь, малышка? – спросил Жан-Клод.
Она сделала идеальный, очень низкий реверанс, придержав платьице ручками, скрестив лодыжки.
– Привет тебе, Сэмюэл, Мастер города Кейп-Код.
– Привет тебе, Валентина, – ответил он.
Она протянула ему руку. Он взял ручку в свои и едва прикоснулся губами к ее запястью. Все это было по протоколу, вполне приемлемо, но по движениям было ясно, что Сэмюэлу в ее присутствии тоже весьма неуютно.
Она повернулась к Самсону, уставилась на него, запрокинув голову, очень по-детски, но я готова была ручаться, что взгляд изучающих глаз детским никак не был. Я встречала этот взгляд и знала, сколько в нем силы, личности, воли.
– Это твой сын?
– Да, его зовут Самсон.
Она протянула ему руку, он взял ее, но вроде бы не знал, что с ней делать.
– Я не вампир, – сказал он, – ни чей-либо слуга, ни подвластный зверь.
– Но ты его сын, его наследник. А я – всего лишь обыкновенный вампир. Я даже не настоящий мастер.
Она говорила, что он превосходит ее по рангу.
Самсон посмотрел на отца, который, очевидно, взглядом показал что-то, потому что Самсон поднес ручку ко рту. Стараясь, как и его отец, не касаться девочки больше, чем это было абсолютно необходимо. Стараясь, как и его отец, при этом все время глядеть ей в глаза. Это мне напомнило поклоны противнику в дзюдо. Когда держишь глаза вверх, не спускаешь взгляда с оппонента – на всякий случай. Но между отцом и сыном была большая разница: один был вампиром и мастером, другой – нет. Он был наполовину человек, наполовину русалка. Может быть, он еще дорастет до чего-то большего, но пока что еще не дорос.
– Возьми меня на ручки, – сказала она высоким детским голосочком.
Он поднял ее и посадил к себе на колени. Она прильнула к нему. Он моргал, глядя в комнату, хмурился. И лицо его было почти страдальческим.
– Черт, – тихо сказала я.
Она подчинила его, подчинила его глазами.
– Валентина, он наш гость, – сказал Жан-Клод.
Сэмюэл поднял руку:
– Я своим поцелуем правлю по-старому. Он мой сын, старший. Если он не может освободиться от вампира, который даже не мастер…
Он не договорил.
– Ты его заставляешь постоянно заслуживать свое место, – сказал Жан-Клод.
Сэмюэл кивнул.
Я никогда не слышала о таком правиле, и так и сказала:
– Я не знала даже, что такое правило есть.
– Это нечто вроде выживания наиболее приспособленных, ma petite. Если Самсон недостаточно силен, чтобы освободиться, или избежать хитростей Валентины, он меньше будет стоить в глазах своего мастера. Так некоторые мастера городов отделяют сильных от слабых. Тех, кто не выдерживают испытания, понижают в ранге, меняют в другие земли, убивают. – Он говорил спокойно, просто излагая факты, но я слишком хорошо его знала, чтобы не уловить легкий тон неодобрения. – Очень мало американских мастеров правят сейчас так в своих землях.
– Я старше других американских мастеров, – заметил Сэмюэл.
Я посмотрела на Жан-Клода, он на меня.
– Но она – наш вампир, а мы по этому правилу не живем.
Ричард чуть прижал меня к себе, будто боялся того, что я способна сказать или сделать.
– Если его отец заявляет, что Самсон должен вырваться из-под ее взгляда самостоятельно, значит, так и должно быть, но мы напомним всем нашим вампирам, что подчинять взглядом в нашей стране незаконно. Это считается принуждением.
Произнося эти слова, Жан-Клод смотрел на Валентину.
Она надула губку и крепче прижалась к Самсону. Он обнял ее, будто в ответ на ее жест – а может быть, это она его заставила. Если она его достаточно подчинила, то слова не нужны, чтобы им командовать, а мы влипли глубже, чем я думала. Дело в том, что если вампир подчинит тебя достаточно сильно, то он тобой владеет. Такой вампир может призвать свою жертву в любой момент. Встать под твоим окном и вызвать тебя в ночь. Черт, некоторые из них даже могут призвать своих жертв как лунатиков, через весь город. И если Валентина подчинила его, он даст ей кровь, как только она захочет. У него не будет выбора.
Не знаю, что бы я сделала, но вдруг в комнате появилась новая энергия. Воздух посвежел, в нем появился едва уловимый запах соли и моря. У Самсона прояснились глаза, исчез этот непонимающий, зачарованный взгляд. Карий цвет глаз отца сменился агатовой чернотой глаз матери. Он глядел на сидящее у него на коленях вампирическое дитя, и на лице его было выражение, которое я уже видела: на молодом лице десятилетия мудрости, не соответствующие внешности. И сейчас по этому взгляду, устремленному на Валентину, виден был каждый день из этих прожитых семидесяти лет. И видно, что он не больше двадцатилетний обыкновенный парнишка, чем Валентина – дитя.
Он попытался снять ее с колен, но она вцепилась в него, изо всех сил притворяясь ребенком.
– Самсон, ты меня совсем не любишь?
Он покачал головой:
– Нет, – ответил он. – Не люблю.
Она надула губки, даже сумела слезы изобразить, будто он задел ее чувства. Может, и задел – Валентину черта с два поймешь.
Он оттянул ее от себя и твердо поставил на пол.
– Второй раз ты меня не обманешь, потому что я ощутил твой разум. Ты не дитя, Валентина. Ты думаешь не так, как дитя. – Он передернулся, потер руки, ладонями от плеч вниз, будто очищая их от ощущения, где они ее касались. – Я видел, что ты хотела со мной сделать. Хотела меня убедить, будто я хочу, чтобы ты это делала со мной. – Его снова передернуло. – Твой ум начал хотеть вещей, которых не позволяет возраст твоего тела. Боль для тебя – замена секса.