Пляска смерти - Страница 41

К оглавлению

И ее голос отдался эхом:

– Дальше ни шагу, пока не покажешь, что взял себя в руки.

Она согнула ноги, пригнулась вперед. Боевая стойка – о Господи!

– Отойди! – рявкнул Ричард низким рычащим голосом.

Тоже плохо. Мы с Жан-Клодом переглянулись, он слегка пожал плечами.

– Ричард! – позвала я.

Пришлось повысить голос и повторить еще два раза, пока он отреагировал.

– Вели ей отойти, Анита, – прорычал он.

– И что ты тогда будешь делать? – спросила я.

Горящая сила будто засомневалась, стала слабее. Голос остался таким же рычащим, но как-то менее уверенным.

– Не знаю.

Прозвучало так, будто он не думал, что будет делать, когда до нас доберется. Это было не похоже на Ричарда – понятия не иметь, что он собирается делать.

– Ты попытаешься на нас напасть? – спросила я, выпрямляясь в воде, чтобы выглянуть из-за Клодии и заглянуть в лицо Ричарда.

Волосы у него перепутались – каштаново-золотистые. На солнце в них было бы больше золота и еще – медные пряди. Волосы у него были каштановые, но такие, будто никак не могли решить, стать им белокурыми или же темно-рыжими. Они отросли наконец до плеч. Ярко-алая футболка натянулась на бицепсах, потому что Ричард крепко сжал тугие кулаки. Еще чуть-чуть – и швы не выдержат напряжения мышц. Летний загар выделялся темным на красном фоне футболки.

Ричард взглянул на меня – полной силой своих глаз, и у меня холодок пробежал по спине: это были глаза волка – янтарные, золотистые, и ничего не было в них человеческого. Начало превращения. Неудивительно, что Клодия встревожилась.

Обычно ямочка на подбородке смягчала четкое совершенство скул и резко мужскую красоту его лица. Он более других мужчин моей жизни был красив именно по-мужски. Никогда нельзя было бы принять Ричарда за девушку – даже со спины, даже с длинными волосами. Слишком мужественным было его тело. Сегодня эта ямочка ничего не смягчала – слишком явно отражался на этом лице гнев. Питал этот гнев его силу – или сила питала гнев? Непонятно, да и какая разница? И так опасно, и так.

– Держи себя в руках, Ульфрик, – сказала Клодия.

Он обратил к ней золотистые глаза:

– А если нет, то что?

Впервые за все время, что я его знала, Ричард провоцировал ссору. Очень на него не похоже, обычно так поступаю я.

Мы с Жан-Клодом одновременно стали выбираться из ванны. Он потянулся за пушистым белым полотенцем, обернул вокруг талии. Обычно ликантропы не смущаются наготой, но сегодня Ричарду она могла и не понравиться – особенно у Жан-Клода. У Ричарда есть некоторая гомофобия, и те наши действия, которые он сегодня ночью ощутил, могли ее спровоцировать.

Нож и пистолет я оставила на краю ванны – убивать Ричарда я не стала бы, и он это знал. Во-первых, есть шанс, что при гибели одного из нас вампирские метки убьют нас всех, во-вторых, почти всегда я слишком его любила, чтобы желать ему смерти. Правда, как раз сейчас был момент исключения. Тот момент, когда мне хотелось, чтобы у него было меньше пунктиков и больше сеансов психотерапии в анамнезе. Психотерапию он проходил, но явно недостаточно для того, что мы делали сегодня с Жан-Клодом – а он ощутил. Он был третьим в нашем триумвирате, и из всех, с кем мы делили силу, Ричард острее, наиболее физически почувствовал связь с тем, что мы делали. Он, тот, кому все это больше всего не по душе, получил полную дозу. Несправедливо, конечно, но так было.

Жан-Клод встал возле стены с зеркалом – самое широкое место, где можно было встать. Он протянул мне полотенце, но я увидела свое отражение в зеркале – обрамленная черным мрамором, голая, и вода стекает по мне, блестя в свете ламп. Волосы прилипли к лицу, огромные темные глаза выделяются на его бледном фоне. Я почти никогда не могла устоять при виде кого-нибудь из моих мужчин, выходящего из ванны или душа. Что-то есть такое в струйках воды, стекающих по голому телу, что коленки подгибаются. Хотелось думать, что такие же чувства есть у Ричарда.

– Третий раз повторять не буду. Отойди!

– Она делает свою работу, mon ami.

– Заткнись! – заорал он. – Заткнись, слышать тебя не хочу!

Ну-ну…

Я протиснулась между ванной и стеной, остановилась на приподнятой ступеньке – вся в окружении холодного черного мрамора с белыми и серебристыми прожилками. Пульс бился в горле, потому что с каждым дюймом мощь Ричарда и Клодии становилась горячее, будто приближаешься к открытому огню, и вся кожа орет: «Горячо, горячо, не трогай!»

– Ричард!

Я говорила шепотом, но он услышал.

Ко мне обратились полные ярости глаза, но как только они меня увидели, тут же наполнились такой острой болью, будто мой вид – это был удар ножом ему в сердце. Боли я посочувствовала, а реакции обрадовалась. Для оборотня почти любая эмоция предпочтительнее гнева. Гнев быстрее насыщает зверя, а нам надо было замедлить процесс.

– Как ты могла? Как ты с ним могла такое сделать?

Я думала, «он» – это Огги, но тут Ричард показал пальцем на Жан-Клода.

– Я не очень понимаю, что именно «такое», Ричард.

– Анита, не увиливай!

Это был вопль. Ричард закрыл лицо руками, покачнулся, отступив назад, и закричал – бессловесный крик боли. Упал на колени и закричал снова, и его сила залила помещение, будто всех нас сунули в кипяток. Мне показалось, что меня обварили. Случалось мне ощущать силу Ричарда, но такого не было никогда. Сколько же он набрал ее, пока мы кормились от Огги?

Клодия стояла в боевой стойке, и я могла ее понять. Грэхем только вошел в двери, потирая голые до плеч руки, раздираемый противоречиями. Он был в стае подчинен Ричарду, но мы ему платили за нашу охрану. И еще он знал, что Ричард не простит ни одному волку, который позволил ему причинить мне вред. Насчет Жан-Клода не знаю, но обо мне он бы после сожалел, а это сожаление прольется на всех, и мало никому не будет. Лизандро тоже вошел в ванную, стоял возле умывальника. На его темном лице никакие противоречия не отражались. Он был высокий, смуглый и красивый, волосы у него были самые длинные среди мужчин-крысолюдов. И если Клодия прикажет, он сделает.